История основания «Сталкеров»

Вспышка памяти

Вспышка...

-Записывайте:

21 октября 2010 года, 16:20, Главное Управление Внутренних Дел города Киева

Старший следователь Формаленко С.К., стенографистка Рябинина О.С.

Рассматривается дело №41562...

Записали?

-Да, Сергей Константинович, записала.

-Благодарю вас, Оленька,- хмурый усатый следователь лет сорока с небольшим отвернулся от зарешечённого окна, достал из кармана пачку «Camel», чиркнув спичкой, закурил. Внезапно начавшийся приступ кашля, гортанного и глухого, как у заядлого курильщика, заставил мужчину спешно пройти к столу и налить себе мутной воды из пыльного графина. Жадно выпив воду, сплюнул в угол и наконец присел за древний, ещё сталинских времён деревянный стул с облезлой красноватого оттенка тканью на спинке. -Ну что ж, начнём... Обвиняемый, назовите себя.

Человек, расположившийся напротив, с обратной стороны стола, и до этого не не проявляюший ни малейшего движения, едко закашлялся и покачал головой.

-Я повторяю свой вопрос — ваше и... - начал следователь, но тут его прервал низкий сухой голос.

-Не надо, майор, я не глухой... Эхе-х... Лучше закурить дай.

-Ты сначала на вопрос ответь, а покурить всегда успеешь,- слежитель закона явно был не расположен к дружелюбному общению.

-Да ну тебя... Воронин Дмитрий Петрович,- по слогам продекламировал заключённый,- будто сам не знаешь.

Следователь довольно потёр лысину.

-А точнее сталкер Ворон... Ну вот — теперь вижу, ты готов к цивилизованной беседе. Не то, что неделю назад...

-Слышь, служивый — сигарету дай, очень прошу — курить хочется, хоть убейся!

-Да ладно тебе,- опер усмехнулся,- знаешь как у нас тут говорят? Перед смертью не накуришься!

-Ну и гнида же ты, сволочь поганая!

Следак внезапно резко выдвинулся вперёд и с размаху вдавил кулак в живот обвиняемому. Тот рванулся, но кандалы не позволили ему приблизиться. Формаленко хотел ударить ещё — видно было, что ему это понравилось, но, взглянув на перепуганную стенографистку, передумал.

-Ладно, повеселились, и хватит. Давай-ка лучше по порядку: обвиняемый 1974 года рождения...

-Твари, сволочи — вам же человека шлёпнуть, что муху о стенку размазать... - выл Воронин.

-Так, обвиняется по статье №74 Уголовного Кодекса Украины...

-Ах вы собаки... Да будь моя воля, я бы вас как щенков, в мешок и в... - постепенно затихал согнувшийся на стуле мужик.

-Да не мешай ты! Так, где я там остановился... ага, вот: кодекса Украины «вторжение в частную и государственную охраняемую собственность, мародёрство и воровство, неподчинение армейским частям и милицейским подразделениям, вынос запрещённых предметов за пределы охраняемой территории, занятие запрещённого рода деятельностью, именуемой «сталкерство». А также по статье №115 части 2, а именно убийство пятерых человек, при это несущих службу в рядах вооружённых сил Украины. А также,- следователь с плохо скрываемым удовольствием перевернул страницу дела,- а также статья №341 — захват государственных зданий, обеспечивающих деятельность органов гос. власти; а ещё у нас имеется статья №342 часть вторая о «сопротивлении работнику правоохранительных органов при исполнении», ай-яй-яй...

-Может хватит корячиться тут?

-А ты не выступай, пока тебя не спросили, понял? Ты вообще благодарен должен быть, что мы тебя до самой смерти в карцер не засунули! Это ж надо: на минуту оставили у камеры без наручников, трёх охранников посадили рядом — я прихожу, а эти уже лежат, да пол весь в крови. А ты только стоишь так, ухмыляешься... ух, тварь!

Ну ка, что там у нас... э, Оленька, будьте добры, бумажку вон ту мне... ага, спасибо!

Так, почитаем: перелом носа, множественные переломы рёбер, вывих плеча, разбитая коленная чашечка, сотрясение мозга, открытый перелом руки в трёх, нет, ну ты подумай, в трёх местах, множественные ушибы, царапины... Мда, неплохо ты их отделал — еле откачали. Но вот зачем, зачем? Чего ты добивался, никак понять не могу! Нет, хоть бы бежать пробовал — так ты просто стоял на том же месте, даже от стенки не отвернулся. Ну и смысл? Ну посадили мы тебя в карцер на неделю, ну и что — вот, сидишь тут опять, ухмыляешься! На стенографистку мою зыркаешь... А вы, Оленька, не отвлекайтесь.

Эх ты, а ещё человек, сталкер — хоть я вашего брата и не люблю, но понимаю иногда, да и тяжко вам приходится. Но вот ты — ты особый фрукт... Таким человеком был, в армии отслужил, отличник, в училище спокойно мог поступить — вот у меня тут отзыв твоего ротного. Мог в техникум, куда-нибудь — так нет же, как был, так простыл. И все тебя искали, бедного, и в погибшие записали — а вот ты где обнаружился, в Зоне, и непросто в Зоне, а во главе каких-то отморозков...

Сталкер рванулся было, но наручники снова выдержали.

-Да спокойно ты, спокойно,- удивлённо проговорил майор Формаленко,- ну что кипятишься-то? Ну хорошо — не с отморозками, а со сталкерами этими твоими, как их там... Не помню уж, да и глупое такое название — сталкеры-одиночки, во. Хрен ли вы одиночки, если бандой целой шатаетесь?

Снова покосившись на забитую и зажатую стенографистку Олю, грубыми выражениями следователя окончательно загнанную в угол, приостановился.

-В общем, рассказывай. Ненавидишь ты нас, вояк — ладно, хре., извините, Олюшка, бог с тобой. Не хочешь о своей юности рассказывать, как отличником был, как в армии на тебя равнялись все — ладно. Не хочешь признаваться, каким макаром в Зону угодил, хотя там тогда такие патрули стояли, ух — мне плевать!

Меня интересует лишь одно — что дальше, было что в Зоне произошло? Как так получилось, что теперь, как только тебя мы взяли, весь... как там его, Кордон взбаламутился, да и дальше, к Припяти, в общем вся Зона на дыбы встала? Ну не понимаю я... Хех, и главное попался ты как — глупо, ей богу, глупо — вы уж почти всех армейских перебили, ну признай — как тебя эфкой шарахнуло, да как! Повезло, что жив остался хоть... Твои-то за тебя как львы дрались, всё подкрепление наше перебили — но тут мишка, ну, МИ-24 прилетел — и всё, хана парням твоим. Заныкались... А ты у нас здесь оказался.

Ладно, хватит об этом.

-Закурить дай,- обвиняемый поднял голову, в упор посмотрел на майора.

-Да сколько можно-то?! Ну кури, кури давай! Надоел уже, ей богу, ё моё... - придвинул в заключённому пачку.

-Руки развяжи. Хоть одну. Я шалить не буду — обещаю

-Э, чего захотел — шалить он не будет! Ну нет, парень — меня на живца не возьмёшь, пытались уже — да все сгинули. И не надейся...

-Ты хочешь, чтбы я всё рассказал? Валяй, мне плевать уж. Для меня жизнь кончилась, это такой грустный факт — впрочем, я рад, что успел хоть что-то сделать на этой никчёмной земле. Так что моя судьба мне теперь безразлична, и бежать я не собираюсь. Да и знал я, что пора мне... Потому и не вооружался особо — как чувствовал... Так что дай закурить, и руки развяжи — прошу. Слово тебе, слышишь, майор, слово даю, что не сбегу — а слово сталкера, оно знаешь какое? Слово сталкера — вечный закон, на все времена. Так что не бойся, и девчушка твоя не боится пусть — конец мне, и так всё понятно — но историю я расскажу, хоть вы всё равно её и... Впрочем, неважно всё это, неважно. Мне судьба уже решена, и я с этим решением, хе-хе, ознакомлен - и смирился. Так что дай закурить, майор, дай закурить — пусть это вроде как моё желание последнее будет!

Удивлённый такой речью следователь наклонился, ключиком отстегнул «браслеты» с рук Воронина, придвинул к нему пачку сигарет и пепельницу.

-Хм,- умехнулся служивый,- ты сейчас сказал больше, чем за всю последнюю неделю.

-Больше, чем за весь прошлый месяц... Вот и ладно, майор Формаленко, вот и хорошо.

Бывает.

Вспышка...

Это был 2008... Тогда Зона ещё была не Зоной, и сталкеры не были ещё сталкерами — в нашем понимании. Прошло два года с момента катастрофы, но люди всё-равно боялись даже близко подходить к опасной территории, и километры полей, лесов, множество небольших селений с весёлым названием и одной улицей пустовали... Да и мутанты, в таких количествах, как сейчас, ещё не гуляли по здешней земле... Не знаю точно, в чём тут дело, но, думаю, Зона подстраивается под себя: чем больше людей приходит сюда, тем более мутантов она «выпускает» на волю — что-то вроде круговорота природы, хе-хе...

Я появился здесь, близ Чернобыля, случайно — уверенный мальчик из Ивано-Франковска, луший из лучших везде и во всём, уставший от постоянных проблем в общении и вообще от жизни, от того, что тебя постоянно ставят всем в пример, что даже спишь ты под надзором, и каждое твоё движение, каждый порыв твой должен, нет, обязан согласовываться с твоей репутацией и карьерой — и мгновенно и навсегда влюбился в Зону, нет, даже больше — я сросся с ней, мы стали единым целым. Не могу точно сказать, как так вышло — да и никто, наверное, не может. Но так или иначе: без Зоны сталкеры отныне и навсегда существовать не в состоянии, она притягивает нас, как сильный магнит, и уже не отпускает до самого конца. Верно говорил один мой старый знакомый «Кто приходит в Зону — остаётся в Зоне, и редко кому удаётся по доброй воле её покинуть, и ещё сложнее потом в неё не вернуться».

Нас было мало. Очень мало. Таких отчаяных сорвиголов как я всего не больше тысячи нашлось бы — да и то редко когда мы видели друг друга, поскольку в те времена Зона казалась необъятной, непокоримой и вечной. Ни у кого из нас тогда ещё не было карт, ПДА ваших насущных, да и оружия серьёзного не имелось. Эт вон сегодня к любому, будь то захудалый торговчик с окраин Агропрома, подойди — так он тебе такой арсенал выдаст, о коем любое мелкое африканское королевство, полное повстанцев, кокаина и бананов, только мечтать может. А в те времена?.. «Ксюша», ну, АКСУ, украденная ещё в армии, на поясе, да старая финка,что у деда стащил, в сапоге — вот и весь «арсенал». И ведь шли люди, шли — без сомнений, без страха — в такие места, куда сегодня торчки в экзах да с грозами не суются!

Я был не один. Ещё на подступах к Зоне как таковой пересеклись дороги трёх сталкеров (ох, как же я люблю это слово!): моя; беглого пацана из детдома Васьки Коротопалого (мы его так прозвали за то, что на левой руке у него пальцы были, что твои спички — короткие жутко. Ну а потом уже просто, вкратце, Палычем звать стали) и Володи по прозвищу, не поверишь - «Герцог» (а всё потому, что самый загадочный из нас этот парень был — бежал из «оков» интеллигентной, профессорской семьи, столичной при том — и держался уж очень высокомерно). Кстати, эта «традиция» не называть в Зоне имён, а обращаться исключительно по прозвищам, прочно и навсегда закрепилась у сталкеров — да и не только у них — видимо, использование красноречивых «наречий» заместо имён подчеркивает, что в Зоне каждого начинается новая жизнь, никак не связанная со старой — неважно, кем ты был и кем стал.

Наша группа не искала артефактов, не ставила своей целью бороться с мутантами, не искала пресловутый «монолит» и даже не мечтала стать главной и единственной группировкой-хозяйкой Зоны. Тогда даже такого понятия, как «группировка», ещё не существовало. Мы лишь исследовали Зону, её порождения, всё, что она до неузнаваемости изменила, обогатила, или уничтожила; мы жадно поглощали все знания, которые удавалось добыть — и делали мы это не ради учёных или крупных гонораров иностранных государств, о нет — мы делали это потому, что ни капли не сомневались — такого явления, как «ЗОНА», ещё никогда не было, и, вполне возможно, не будет ни на нашей, на на любой другой планете Вселенной, а потому одно то, что мы - [i]здесь[/i] — делает нас счастливейшими людьми в мире. Ощущение это сравнимо с тем минутным, неуверенном и хрупким счастьем, когда тебе, ребятёнку совсем, вручают громадную коробку, запечатаную в блестящую бумагу с блёстками. Не имея представления о содержимом, ты дрожащими руками, кое-как, разрываешь эту изумительную обёртку и...

Радостное, «предвкушающее» волнение длится не больше минуты, но именно ради него я, как, видимо, и тысячи других детишек, да и ты, майор, когда-то так ждал заветного праздника. Правда, зачастую во всём подарке лучше всех выглядела именно обёртка, а вместо пневматического пистолета в упаковке оказывалось какое-то китайско-корейское подобие собачки, иль другой какой муры...

Но бывали случаи — единичные и наиредчайшие, когда, развернув подарок, ты получал именно то, чего желал; или же, что ещё невероятне и невозможнее, то, о чём и помыслить не мог. Так вот, командир, Зона — и у всех нас было совершенно стойкое чувство предстояния — тот самый невообразимый подарок в блестящей обёртке.

Вспышка...

Неспеша продвигаясь к тёмно-серому холму, накрытому лёгким одеялом пред-утреннего тумана, сталкер испытывал ощутимое беспокойство, с каждым часом лишь усиливающееся и укрепляющееся в бастионах нервов. Впрочем, поделиться переживаниями с «коллегами» он предусмотрительно не решился — помнил ещё, как всего пару суток назад упрямо настаивал на кривом крюке, который «просто необходимо было сделать — там ведь такие зубастые скалы!»... Теперь-то, конечно, перспектива узреть воочию миф Зоны не согревала, и уж точно не отгоняла эфолюционирующую нервозность. Но на этот раз и выбора никакого не существовало в принципе — видимо, судьба такая по жизни у паренька, которого с недавних пор все уважительно кличут Вороном — брести и брести, и не задавать вопросов. И он брёл...

К утру они достигли «предела». Да, несомненно, это мог быть только он — ярко-оранжевая глинянная полоса посреди холмистого пригорка, простиравшаяся с запада на воток на всё пространство, что покрывал взгляд. В общем-то, и не было ничего особенного в этом месте, но всё же оно манило и притягивало, слово сверкающий леденец на витрине супермаркета. Оказавшись у цели, все трое члена группы внезапно одновременно задались одним и тем же вопросом - «зачем они здесь?». Конечно, территория была малоизвестна и вовсе неизведана, но должно было быть что-то конкретное, что так звало сталкеров к этим холмам. Три недели пути, пять ливней, шесть гроз, два урагана и почти одно землетрясение минули с тех пор, как три друга ступили на раскрошившийся бетон плохо-асфальтированной дороги где-то под селом Копачи. Их подвёз на своей «копейке» (недавно отпраздновавшей тридцати-пятилетний юбилей, и передвигающейся с максимальной скоростью в 9 км/ч, видимо, исключительно благодаря яростным молитвам хозяина) Юрка, местный дед-алкоголик, а по несчастливому совместительству ещё и единственный в радиусе 50 км в любую сторону обладатель хоть какого-то транспортного средства, способного перемещаться быстрее человека. Кстати, это, наверное, единственный человек за всю историю Зоны, которого звали по имени абсолютно все: видимо, при взгляде на его пропитанную смесью самогонки и керосина, заросшую непонятно чем харю на ум не приходило ничего сколь-нибудь вразумительного, а потому приходилось заглядывать в мятый паспорт с советским гербом на обложке, что гордый обладатель везде таскал за собой. Впрочем, никаким дедом этот «гражданин» не являлся: если верить документу, житель пригорода г.Припяти был 1959 года рождения, а значит вполне ещё зрелый мужчина. Хотя, это всё по документам: годы, даже десятилетия бесстрастного сидения у замызганного окошка своей халупы и рассматривания засохшей мухи долгими часами под аккомпанимент безубой гармошки и неизменного гранённого стакана, перешедшего хозяину, видимо, по наследству ещё от более мудрого, но не менее пьющего деда, превратили вполне здорового человека в дряхлого и сморщенного старика, которому теперь никак нельзя было дать меньше шестидесяти. Естественно, деду Юрке (или Юричу, как периодически он сам себя «призывал») вся эта радиация и остальная дрянь была (цитирую): «по ***, я грю вам, вовсе по ***; мне так по *** не было с тогда, как моя ***** старуха с перегару се топором по ***** за****, и от*****... ох, как мы на поминках бухали-то, *****»...

Дед был, по сути своей, фигурой шедевральной, олицетворяя всем своим протухшим, прогнившим, изьетым молью и пропитанным смесью, от которой сам Дмитрий Иванович Менделеев непременно бы впал в прострацию, видом не только все местные достопримечательности, но и когда-то великую, а ныне развалившуюся страну в целом. Впрочем, несмотря на все невзгоды и лишения, он выстоял и выжил — как и Родина.

Вспышка...

-Слава КПСС, Юрич! Здесь выбрасывай нас, дальше мы сами..

-Да на *** вашу партию со всей вашей ****** идеологией, мамка-дамка! Где благодарность-ить ваша-то?

Многозначительно вглядевшись в светлы очи истинного патриота, Палыч молча протянул дядьке «бидон», развернулся, и также молча потопал к опушке мелкого лесочка лёгкого металлического оттенка.

-Бывает же... Во народ, не то что мозги себе пропил — он душу свою проспиртовал и выбросил. И не живёт, а существует! И радуется, главное, как дитяти...

-Ага, одно удовольствие в жизни — самогонка вон. Как в анекдоте, только жизненном: палёная, вонючая, но родная!

-Люди... Вроде и «быдло» не хочется говорить, уж тем более о своих, русских мужиках, но вот как ещё это назовёшь? Ну как, как ?! «Человек рождён, чтобы мыслить» - прочитал я вчера в газетёнке, ещё с советских, вестимо, времён у старика в хате завалявшейся, с рассказике каком-то тухлом. И что? Тот же Юрич — он мыслит, он живёт... ради философии жизни, познания нового и неизведанного, непонятного?

-Да какой там...

-Вот: его даже потребителем назвать трудно — человек просто живёт, поскольку выбора у него не остаётся. В конце концов, бедного мужика и не спрашивал никто сорок лет назад, иль сколько там, когда и у кого, мол, вам уродиться возжелается!

-Юричу, да сорок?! Что-то ты перегнул...

-Дык ты не в курсе ещё? Ха-ха, я вот пару недель назад, как за гармошкой к нему бегал, смотрю - а старик как раз паспорт в руках крутит. Как взлянул — так сразу и в осадок выпал, ага!

-Вот люди бывают...

-Таких милионы,- уверенно произнёс Ворон,- дворянчик, а ты что думаешь по этому поводу?

Герцог многозначительно сплюнул, тем самым ясно указав место нашей философской болтовне в его глазах, и ещё активнее принялся передвигать конечностями. Мятая металлическая фляга невозможно раздражала, звякая каждый раз, как тот поднимал правую ногу. Впереди нас ожидали километры пути и волнующие ночи, но сегодня — сегодня жизнь была хороша.

Вспышка...

На месте оказались внезапно. Словно и не было долгих часов переходов, леса, потом полей с зарождающимися аномалиями, впрочем, пока неопасными, потом снова леса, холмистых степей, небольшого отрезка болота... Словно бы мы лишь полчаса назад вышли из своего родного домика на окраине, и теперь натолкнулись на границу, будто не туда свернули. В принципе, это и не было особым местом. Просто поле, засеянное матушкой природой негустой растительностью, с редкими низенькими берёзками. Без дорог, тропинок, кострищ и любых других следов присутствия господина планеты — человека. Этому полю повезло...

-Всё, отдыхаем.

-Ясно, отдыхаем так отдыхем.

Остановились. Наша команда воспринимала отдых по-своему: Палыч достал сигареты, я спички из водонепроницаемого пакета. Закурили. Герцог вытащил свои, подороже — потому и позволял себе выкуривать лишь одну сигару в сутки. Молчали. Впрочем, тем действительно уже не было. За недели переходов обсудили совершенно всё, что можно и нельзя, вспомнили и прошлое, и настоящее, даже ещё не наступившее будущее заранее обругали и осудили.

-Мда...

...

-Ну всё, двигаем. Что-то на душе неспокойно, трогаться надо. Пора...

-А отдых?

-Вечерком отдохнём. Плохое место какое-то, словно бы... неприятно здесь. Идём,- в подтверждение слов Герцог поправил лямки рюкзака и принялся пересекать поляну. Мы, спешно погасив окурки о ствол молодой берёзки, тронулись следом.

Стоп. Прошло всего минут пять, мы были примерно на середине поля. Ничего особенного, поле как поле. Трава вон... Рожь, или как там её... Ну и что?.. А вот не могу. Не могу, и всё тут. Чёрт, как чувствовал!.. Вот и приехали. Стоп. Почему стоп? Что случилось-то?.. Всё нормально ведь, мы ж дошли почти. За полем ещё одно, лесок потом, ну а там дальше такое... И что остановились-то? Так, всё, надо двигаться. Обязаны мы двигаться — неужели всё зазря?! А не могу вот, и как хочешь. Не могу. То есть, ноги-то слушаются. Всё нормально, не парализован пока. Но... интуиция, что ли, иль как там её кличут. Не знаю... Плохо здесь, и дальше всё плохо. Ещё хуже!.. Позади — вон там хорошо, хоть и сталкеры бегают, носятся со своими гармошками, учёные понаехали за камешками этими светящимися, да и остальные... Что я, трогаться надо! Вперёд!..

Усилие, ещё одно — и вот уже шаг. Потом ещё один, и ещё. Давай, брат, давай... Молодца, век тебя не забудут дети... Нет, не могу. Плохо. Поворачивать надо... Поворачивать надо!..

-Поворачивать надо!

Герцог обернулся, Палыч тоже. Я шёл замыкающим, а потому те располагались метрах в пяти от меня. Удивлённо переглянулись, но, видимо, списали всё на периодически внезапно возникающую нервозность своего приятеля. Герцог что-то сказать, кажется, хотел, но, видимо, по взгляду моему понял, что в голове моей болезной и так аналогичные мысли вертятся. Постояли, подышали.

-Ну, я погнал. За мной дывайте!..

Палыч как ни в чём ни бывало тронулся с места. Мрачный отчего-то Герцог за ним. И почему я так не могу?..

...

Первым упал Палыч. Странно упал, неестественно. Словно робот какой-то, когда у него кнопку аварийного отключения нажимают. И пару шагов не сделал, как упал: внезапно, ни звука не произнеся, вроде так и задумано. Будто все силы вдруг ушли, а мышцы одновременно отказали в работе. Как упал, так и остался лежать.

Герцог следом. Мгновения не прошло, как тоже повалился. Без стона, без скрипа — даже падения не слышно.

И почему я об этом думаю?.. Ну всё — моя очередь. Это очевидно: нас ведь трое. Приготовился, осознал и принял. Хе-хе, как в психо-тренинге!.. И ничего. Стою как стою. Рожь, или как там её, колышится, ветерок, приятный, но холодный, подвывает, и ничего. Тишина. Спокойствие. Чистота. И два друга в паре шагов лежат. К северу, туда... А я стою. Почему? Черту не пересёк? Какую черту-то, трава кругом, поле! А и правда. Может, невидимая черта какая между нами: они, получается, её пересекли, а я нет. И что?.. Ну и вздумается тебя иногда...

...

Ребята очнулись. Даже нет, просто открыли глаза, поднялись. Минуты три полежали и встали. Словно бы и не отключались, а просто: шли, подскользнулись, упали, вскочили. И нормально всё с ними, в порядке полном. Смотрят на меня, мрачные, серьёзные, смотрят, не понимают. А я постоял ещё минуту, посмотрел так задумчиво на север, туда, повернулся и пошёл. Обратно.

Видимо, у меня на лице всё написано было, потому как ребята переглянулись, молча, поплевали, и за мной двинули. Следом.

А на поле всё рожь колышится, или как там её...

Вспышка...

Солнце вот уже пара часов как зашло. Последние двое суток не было сказано ни единого слова, стояла гнетущая тишина, а воздух, казалось, был словно заряжен - перед бурей... Прожевав кое-как полу-протухшую тушёнку, начали укладываться: тогда ещё никто не стоял на «карауле», а по ночам зачастую бывало даже спокойнее, чем в дневное время. Герцог выкуривал дряные сигареты одну за одной, что случалось с ним нечасто — вонючую «Приму», которою основное население обычно пускало на вытравливание моли, он презирал до глубины своей прокуренной души, как, впрочем, и я. Палыч всё ворочался у костерка: то ли жар, а то ли холод никак не позволяли парню заснуть. Пережитое не давало покоя и мне, любопытные и в то же время пугающие до холодного отчаяния в жилах картины проносились со скоростью модернизированной копейки почему-то пришедшего на ум в этот час Юрича. Наконец всё погрузилось в томительный, полный неведомых опасностей и врагов, призрачный сон — таким для меня он в ту ночь стал впервые и навсегда...

Ближе к утру, часа в три, меня поднял пронзительный крик отчаяния. Вначале казалось, что это лишь сон, и лишь спустя несколько мгновений я понял — всё наяву. Вскрик сам по себе был словно влажная губка пропитан ужасом и первобытным страхом, будто кого-то резали по живому, и этот кто-то понимал — ни будущего, ни даже настоящего у него не осталось, а потому все силы вклыдывал в своё завывание. Разлепив наконец веки, я оказался поражён настолько, что несколько секунд просто лежал и молчал — орал Герцог. Когда мне наконец, ценой неимоверных стараний и двух полных глотков из «особой» фляжки, удалось привести его в чувство, всё оказалось так просто и глупо, что появилось настоячивое желание смеяться, визжать и кататься по земле до потери последних сил, крови и дыхания: Палыч исчез. Испарился, не взяв с собой абсолютно ничего, даже воды. Переворошив его вещи, мы отыскали медный нательный крест друга, который он никогда не снимал. Никогда.

До самого полудня проискав парня, сорвав связки в бесконечных возгласах, стерев ноги в кровь, заработав простуду и насморк, прочесав пять километров во все стороны от лагеря, мы пали и смирились с неизбежным:

Палыч пропал.

Вспышка...

Часто вспоминая события того ужасного месяца, я ловлю себя на мысли: могли ли мы... нет, к чёрту, могли я что-либо изменить? Ну хоть что-нибудь, может, заставить их повернуть, когда хроническая усталость начала брать верх даже над юношеским максимализмом и диким упорством, или поскупиться на «бидон» алкоголического типа водителю, или... или остаться в училище, проживать до конца, до упора свою скучную жизнь, где всё заранее расписано по графам и разобрано в алфавитном порядке.

И неизменно натыкаюсь на ответ — нет. Так или иначе, всё случилось бы именно так, как случилось. Почему?

Не уверен, что могу сказать точно, но, думаю, судьба в Зоне намного сильнее, чем где бы то ни было ещё, она диктует свои порядки и пишет собственные правила игры, и даже если ты пытаешься поступать по-своему — тебе придётся с ней считаться, иначе последствия примут катасрофический оборот... Так или иначе, играй по правилам, или не играй вообще — выбор всегда остаётся при вас, ведь манящую и непонятную до конца игру под кодовым названием «жизнь» в любой момент можно прекратить. Как?

-Как?

-А, это ты, старпом,- я отложил дневник и вгляделся в мутное лицо товарища: он стоял у двери, а единственная керосинка располагалась в противоположном конце, на столе,- хочешь знать?.. Хотя... не будем о том.

Что там?

-Да это,- крепкий хохол по-отечески сочувственно улыбнулся,- снова они. Жмут, всё сильней да сильней... Похоже, рассвета ждать не станут. Пора.

-Да, пора, пора... Скажи: неужели конец?

-Увидим, Дима, увидим (старпом Меньшиков единственный называл меня по имени). На всё воля божья!..

Встал, принялся собираться. Тесная землянка на двоих плохо отапливалась, сильно сквозило. А вокруг: леса, леса, леса... И никого.

-Кстати,- я вдруг обернулся у выхода,- ты спрашивал, как игру-то прекратить...

-Ну?

-Легко: берёшь пистолет, приставляешь к виску и жмёшь на курок.

Повернулся и молча вышел во тьму.

продолжение во второй части...